Пока бояре оправляли шубу на Федоре, я метнулся в избу, налил вина в трофейную чашу и вынес. Мы пошли навстречу друг другу.
— Здравствуй, Федор!
— И тебе здоровья и удачи, Георгий!
Федор принял чашу, не спеша осушил, крякнул от удовольствия. Он уже собрался вернуть мне чашу, но она неожиданно привлекла его внимание — Кучецкой залюбовался чеканкой и резьбой по краю чаши. Видимо, понравилась.
— Прими от меня в дар чашу сию, вижу — по нраву тебе она.
Федор кивнул и, не оглядываясь, протянул руку с чашей назад. Боярин из свиты принял ее.
— В первый раз я у тебя. Государь с поручением посылал в Коломну. Думаю — дай заеду к побратиму. Подъезжаю, а у тебя тут уж острог целый. Тын, избы, конюшни. Пойдем-ка, покажешь свое хозяйство.
Мы пошли по территории усадьбы. Я шепнул Федьке:
— Быстро кабанчика на вертел, стол готовь! Федька-заноза кивнул и исчез.
— Это у тебя что тут?
— Баня.
— А это?
— Вторая конюшня.
В это время послышалась частая стрельба. Охрана Кучецкого за сабли схватилась, бояре начали встревоженно оглядываться.
Я их успокоил:
— Да это мои хлопцы стреляют, руку да глаз набивают.
— Молодец!
— А что это за лесенка на сосну?
— Вместо вышки смотровой — покамест ее сделаю, с сосны холопы боевые наблюдение ведут, дозорный денно и нощно за местностью бдит.
— Гляди-ка! — удивился Кучецкой. — У тебя тут прямо как на заставе.
— Жизнь заставила. Недавно татары заставу нашу на порубежье вырезали, прорвались в эти места да усадьбу боярыни Василисы Куракиной, грабить начали; людей ее многих побив, избы пожгли.
— И что? — встрепенулся Кучецкой.
— Федор, десятник мой, пожар ночью узрел. Поднял я людей своих да татар — в сабли. Ни один не ушел.
Федор неожиданно хлопнул себя по ляжкам — так что накинутая на плечи шуба упала. Боярин поднял и попытался снова накинуть ее князю на плечи. Кучецкой нетерпеливо передернул плечами:
— Оставь, мешает.
И в самом деле — перед кем красоваться? Здесь не первопрестольная.
— Так это, значит, ты?
— Что я?
— Ты отряд татарский побил?
— Выходит, я.
— А мы понять не можем, куда они могли деться? Как заставу вырезали, мы тревогу по службе береговой объявили, коломенское ополчение поднялось, заставы усилили, чтобы татар назад в Дикое поле с полоном не выпустить. Нигде татар тех нет, ну как сквозь землю провалились! А ларчик-то просто открывался!
— Некому уходить уж было — всех побили, до единого.
— Вот-вот… Мы объехали с коломенским воеводою вчера эти места, посмотрели. Две деревни начисто сожгли. Старики да мужики убиты, детей и женщин, вероятно, в полон взяли. Вот только до усадьбы боярыни Куракиной пока не добрались.
— Не было полона. Вернее был — из куракинских, да мы всех освободили.
— Неуж банда не одна была?
— Вот этого не скажу, не знаю.
— А что же в Коломну не доложил?
— Чего докладывать-то? Не Казань же взял — банду малую разбил. Там их всего-то семнадцать человек и было.
Федор переглянулся с боярами.
— За отвагу хвалю, молодец! Непременно государю доложу. Надо же! Все сам — и татар побил, и острог построил! Не сидишь сиднем, вот теперь и я вижу — не зря тебя государь землицею жаловал на Оке. Эдак ты далеко пойдешь!
— Не корысти для стараюсь.
— Вижу. Только скромен не по заслугам. Сделал дело доброе — доложи наместнику, да и о себе напомнить — не грех! А то — чего?
— Дом каменный итальянцы ладят. Ты же сам меня с итальянским зодчим Пьетро знакомил.
— Весьма похвально. Вижу — всерьез за поместье взялся. Ты кормить-то нас будешь?
— Поросенок жарится, как готов будет — доложат.
— Добре! А то после скачки по деревням здешним проголодался я что-то.
Кучецкой еще прошелся по участку, удивляясь размаху кипящей стройки: кругом лежали заготовленные бревна, стучали топоры плотников, молотки каменщиков, сновали артельные люди, отдавая указания помощникам.
А тут и Федька-заноза рукой призывно махнул. Значит, поросенок уже готов.
— Побратим, к столу прошу с боярами — откушать, чем Бог послал.
К моему удивлению, которое я попытался скрыть, стол получился неплохой. Поросенок — небольшой кабанчик, жаром да салом исходил. А еще — аппетитным запахом. У всех в предвкушении вкусной трапезы аж слюнки потекли. А на столе дожидались едоков тройная уха, караси в сметане жаренные, капуста квашеная хрусткая, огурчики пупыристые соленые, грибочки да каравай свежий, дух которого перебивал даже аромат поросенка. Жбан с пивом стенками запотел, и во главе стола — кувшин с вином.
— Неплохо Бог тебе послал, а скромничал, — весело сощурил глаза Кучецкой.
Увидев сие изобилие, я смекнул — не иначе как Федька сумел привлечь к организации стола и деревенских девчат. Ну, молодчага! Мы-то пока обходились столом попроще — не до изысков было!
По обычаю я сел во главе стола, справа — Кучецкой, за ним бояре. По левую руку от меня сидели Макар и Андрей. Жаль, Федьку-занозу за один стол с боярами усадить нельзя — холоп он, хоть заслуженный и очень нужный. Нарушу традиции — обиду князю Купецкому нанесу. Это в боевом походе еще можно допустить общую трапезу у костра, но не у хозяина дома.
Взялись мы за еду дружно, только поросячьи косточки хрустели. За полчаса все и подъели подчистую.
— Молодец, князь! Татарам укорот сам смог дать, острог воздвиг и гостей хорошо встречаешь.
— Так побратим же, как можно иначе?
— Ладно, бывай, князь! Нам еще по делам нужно. Пойдем на воздух свежий да и — на коней! А то после такого обеда знатного вздремнуть потянет, ан — некогда!