— Это так, — согласился я.
— Тоньше действовать надо. Говорил я сегодня с Василием Шуйским. Давно они уже под Телепнева копают. Только людишки у князя уж очень хитрые да умелые разные тайные пакости устраивать. То неугодный соперник от колик в животе скончается, то из повозки выпадет на мосту и утонет. Дружину бы телепневскую малую устранить, под корень вывести. Конечно, князь новых людей под свое крыло соберет, только быстро у него это не получится, да еще и воинов обучить надо. Продумай все и возьмись.
— Попробую.
Для начала я решил отравить самого Зосиму. Пусть попробует на вкус этого порошка, что он мне приготовил.
Сели на постоялом дворе ужинать, завтра предстояло возвращение в Коломну. Я держал в рукаве порошок, предусмотрительно переложенный в маленький бумажный пакетик.
Я ел куриную грудку и раздумывал — сыпать порошок Зосиме или погодить? А если он опередит меня и ухитрится незаметно подсыпать яд в кушанье мне? Нет, надо избавиться от него сегодня же.
Очень вовремя рядом с нашим столом забранились, а потом перешли на кулаки несколько мастеровых, изрядно перед этим принявших на грудь.
Ратники повернули головы, перестав кушать, и наблюдали за потасовкой.
Я вытряхнул из рукава бумажный кулечек, оторвал верх и, протянув руку через стол, высыпал порошок в кружку с пивом, стоявшую перед ратником.
Подскочивший к драчунам вышибала схватил двоих — самых задиристых — за шиворот и стал толкать к двери.
Ратники снова принялись за еду. Я напрягся, ожидая, что Зосима возьмется за пиво. Однако все догрызали жареную курицу.
— Ох, вкуснотища! — промычал с набитым ртом Зосима. Во рту его захрустела косточка, и он поперхнулся. Сидевший рядом ратник стукнул его пару раз по спине.
— Куды торопишься? Запей.
Зосима откашлялся, схватил кружку с пивом и в два глотка опорожнил ее. И почти тут же схватился за горло и уронил голову в тарелку.
Все застыли.
— Никак — костью подавился? — сдавленно произнес один из ратников.
— Жаль бедолагу! Эй, хозяин! У тебя постоялец костью подавился!
— Что я ему — нянька, что ли?
Хозяин подошел, взял Зосиму за волосы, поднял голову и заглянул в лицо. Ратник не дышал.
— Жрать меньше надо. Как дружинник, так от тарелки оторваться не может. На боярских-то харчах «уда как вольно!
— Хозяин, перестань ругаться. С ним-то что делать?
— А сейчас холопы его в сарай снесут, а поутру городской страже отдам. Не в драке же убили — сам костью подавился, и все это видали.
— Так и было. Костью хрустел да подавился. Уж его Трифон по спине бил, да, видно, поперек горла кость встала.
Хозяин не больно-то и расстроился. Не в первый раз, видать. И потому, как дальше с телом поступить, знал. Поздно вечером или рано утром все кабаки да дворы постоялые объезжали городские стражники на телеге. Кто до смерти упился, кому голову проломили, а почитай, каждый день — труп, а то и два на телеге везли, укрыв холстиной.
Хозяин подошел ко мне вплотную.
— Твой ратник?
— Мой.
— Кошель с него сними, оружие. А то скажешь потом — украли.
— Хлопцы! Осмотрите умершего, вещи — на стол. Воины быстро обыскали Зосиму. На стол передо мной лег довольно увесистый кошель, обеденный и боевой ножи. Бусы — не иначе как подарок для полюбовницы. А в последнюю очередь вытащили из сапога нож в чехле. Ничего необычного, засапожные ножи ратники носили часто — но! То — в боевой обстановке, в походе, для рукопашной, когда и щит разбит, и меч сломан — как последнюю надежду на жизнь.
Я вытащил нож из ножен. Опа! Нож-то не простой — стилет! Видел я уже такие. И нож отменный, грани лезвия синевой отливают. Не покупка ли это у купца Андриянова? Очень похоже…
Кошель я сразу отдал ратникам, предварительно вытащив из него рубль и расплатившись им с хозяином заведения.
— Все, хозяин, уноси тело.
— Родни у него в Москве нет?
Я посмотрел на воинов. Все отрицательно покачали головами. — Нет.
— Ну, тогда я скажу холопам, чтобы унесли его. Хозяин удалился.
— Хлопцы, поделите между собой поровну монеты из калиты.
Уговаривать никого не пришлось. Смерть с этими людьми ходила рядом, и к ее приходу относились — ну не то чтобы привычно, а со спокойствием. Конечно, лучше пасть героем па поле битвы, и тогда о тебе долгое время будут рассказывать новобранцам, а местные скоморохи — песни слагать. Но тут уж — как получилось, судьбу не выбирают.
Мы поднялись наверх, в комнату.
— Хлопцы, где переметная сума его?
Мне подали суму, уже знакомую по черной заплате. Я раздал всем небогатое содержимое ее, себе же забрал маленький кожаный мешочек с порошком. Чего его хлопцам оставлять? Еще проявят излишнее любопытство и сами отравятся.
— Евген, оружие его к седлу приторочишь. А коня в поводу поведешь, пригодится еще.
— Слушаюсь, воевода.
— Да, посидели, называется.
— Все когда-нибудь умрем, — пожал плечами Евген.
Я отправился в свою комнату и, сняв сапоги, улегся на постель. А чего, собственно, я спать собрался? Можно ведь и Телепнева в доме его навестить. И даже не его самого, а дружину. Хотел для меня неприятностей — получи их сам. Надо заставить противника нервничать, пусть почувствует себя обложенным со всех сторон, пусть живет в ожидании внезапного Удара. Вывести князя из равновесия, лишить его спокойствия и сна. Глядишь, ошибки делать начнет. Решено!
Я вскочил с постели, натянул сапоги. Пояс с саблей и ножом в комнате оставил. Сабля только греметь будет, а нож не поможет, коли меня обнаружат.