Княжий суд - Страница 79

Боярин скривился и ушел с недовольным видом. Кляузу тем не менее писать не стал. Ему ли не знать — государь Василий с виду мягок и приветлив, однако он не был бы государем, если бы не умел в нужный момент проявить жесткость и мудрость.

В один из поздних вечеров, когда мне что-то не спалось, я лежал и раздумывал: «А не попробовать ли мне заглянуть в сон князя Телепнева?» Помнится, несколько лет тому назад у меня это неплохо получилось. Внушил я тогда Ивану, чтобы прекратил преследовать меня — себе же беду наживет!

Решено. Я устроился в постели поудобнее и мысленно сосредоточился, вызывая в памяти облик Оболенского-Телепнева. Долго не удавалось попер-ва. Потом, как в тумане, всплыл его неясный образ. Все четче и четче. Я мысленно попробовал проникнуть в его голову, его мысли, его сон. Сначала пошли какие-то обрывочные видения: люди в иноземных нарядах — по-видимому, послы, потом дом с дружиной за ним, какие-то девки у плиты на кухне.

— Ваня, — воззвал я к Телепневу, — кто тебя обидел?

И почти тут же, как удар током:

— Смерть за мной ночью приходила, боязно мне, страшусь я.

— Есть ли враги у тебя, кто смерти твоей жаждет?

— Ой, много врагов — те же Шуйские, — стенал князь.

— Грехи на тебе тяжкие, Ваня. Не умножай их. И то к тебе не смерть приходила, а демон — предупредить хотел.

— Я в церковь ходил, те грехи отмаливать, — всхлипнул Иван.

По-моему, между мной и Иваном наладилась неплохая телепатическая связь.

— И документы сгорели, да?

Дернулся Иван и проснулся. А мое видение потускнело и пропало. Видно, сильно Иван переживал по поводу утраты ценных бумаг. Ага, возьмем на заметку.

Силы покинули меня. Вроде ничего не делал, а устал после этого сеанса — голова тяжелая. Надо спать. Буду периодически являться к Ивану во снах, беспокоить, нагнетать напряжение.

Прошло два месяца. Стаял снег, дороги снова превратились в непроходимое болото. Приходилось безвылазно сидеть в городе, даже в имение свое выбраться не мог. Суда по Оке еще не ходили — проплывали большие льдины, плыл всякий мусор, поваленные и полупритопленные стволы деревьев. Поэтому плавать было смертельно опасно. Чуть зазевается кормчий — столкнется корабль с таким тараном, и пойдут все на дно: и люди, и товар, и судно. Плавать умели немногие, да и долго ли можно выдержать в ледяной воде, в одежде?

Прошел еще месяц. Дороги подсохли, и в один из дней гонец из первопрестольной привез мне государев указ, в котором повелевалось выдвинуться с дружиной к Нижнему Новгороду — на место сбора большой рати, оставив в Коломне немногих воинов для защиты крепости.

Я отдал распоряжение сотнику быть готовым к обороне крепости и передал ему в подчинение три десятка воинов и обе пушки.

Я построил рать — полторы сотни воинов, оружных и конных, проверил вооружение, объявил порядок движения колонны, и мы выступили в поход, на земли татарские. Снова война! Не зря мне Федор зимой еще говорил о возможном походе на татар. Да и молва донесла вести о бесчинствах против русского купечества и даже убийстве посла государева. Это было не что иное, как вызов, провокация, неизбежно ведущая к войне. Не ответить на дерзость — все равно, что молча проглотить публичную пощечину.

Ехали ратники весело, с песнями. Редко выпадало русскому воину ступать на земли Казанского ханства. Чаще получалось наоборот — защищать на своей земле города и деревни от набегов татарских. Потому и пела душа русская.

С душевным подъемом мы прибыли на место сбора, под Нижним Новгородом. Однако здесь я был удивлен не меньше других воевод земель русских государевым выбором главного воеводы. Начальником над русским войском государем был поставлен изгнанный из Казани Шах-Али. И рать была не так и велика — с такой Казани точно не взять. Похоже, это понимал и сам Шах-Али.

Для осады хорошо укрепленного города нужны пушки, большое войско, припасы для него, достаточный запас провианта. И где пехота? Кораблей для ее перевозки тоже нет. Ладно — может быть, я не посвящен в стратегические планы, и попозже к нам присоединятся другие полки?

На совете в шатре у Шах-Али я был назначен воеводой полка Левой руки. Но плана боевых действий я так и не услышал. Шах-Али говорил о переправе через Волгу, сигналах во время боя.

Бояре вышли с совета приунывшими. Все рассчитывали, что соберется рать великая во главе с самим государем, да и ударим в самое сердце Казанского ханства — по Казани. Посудили-порядили меж собой — на том и разошлись.

Утром началась суетная переправа через Волгу на лодках, баркасах, на которых переправляли вещи и оружие, а также всадников. Лошади плыли сами — воины их придерживали за поводья. Ввиду многочисленности войска — дело столь же хлопотное, сколь и долгое.

Только к концу дня войско преодолело водную преграду. Ввечеру так и заночевали на другом берегу Волги. Воины зажгли множество костров и готовили нехитрую походную похлебку.

Я не переставал удивляться — никакой скрытности маневра и стремительного движения вперед не видно! Да какое же это начало войны? Любой лазутчик сразу же нас обнаружит, и за ночь противник успеет подготовиться. А наш удар должен быть внезапным. На конях можно пройти в глубь чужих земель верст на тридцать за один день, как это делают татары. Нам бы перенять у них этот навык! Русские же войска вечно медлят. А ведь во главе нашей рати — чистокровный татарин. Кому, как не ему, знать сильные и слабые стороны противника? Тогда почему Шах-Али медлит? Много непонятного было: вопросов — тьма, а ответов — нет.